Эрик Сигал «История любви» VI

Эрик СИГАЛ
«История любви»

© Перевод А.В. Смирнова и Г.В. Смирновой

6

Люблю я Рэя Страттона.
Он, может быть, не гений и не великий игрок в американский футбол (немного тормозит при необходимости принять мгновенное решение), но он всегда был хорошим соседом по комнате и верным другом. И как же этот бедолага страдал большую часть нашего выпускного года. Где он занимался, когда видел галстук на дверной ручке (традиционный сигнал, что наша комната занята)? Признаться, учился он не так уж усердно, но иногда и его допекало. Предположительно, он пользовался библиотеками Хаус или Ламонт или даже Пи Эта Клуба. Но где он спал в ночи с субботы на воскресенье, когда мы с Дженни решались нарушить университетский устав и оставались вместе? Рэй вынужден был искать место, где перекантоваться – у соседей на диванах etc.*, уповая на то, что хозяева не будут стеснены его присутствием. И все же, по крайней мере, это было уже после окончания футбольного сезона. И я бы поступил точно так же ради него.
Что же получал Рэй взамен? В былые времена я делился с ним детальными подробностями моих сердечных побед. Теперь у него не только отобрали это неотъемлемое право соседа по комнате, но я ни разу не проговорился и не признался, что мы с Дженни были любовниками. Я просто давал ему понять, когда нам нужна была комната, и все такое. Страттон мог придумывать себе все, что хотел.
- Я имею в виду, Господи, Барретт, вы занимаетесь этим или нет? – спрашивал он.
- Рэймонд, я тебя как друга прошу – не спрашивай.
- Но, Бога ради, Барретт, в перерыве между лекциями, ночами по пятницам, ночами по субботам. Господи, вы должны этим заниматься.
- Но почему это так тебя беспокоит, Рэй?
- Потому что это ненормально.
- Что?
- Да вся ситуация в целом, Ол. То есть, раньше такого никогда не было. То есть, все подробности для Большого Рэя полностью заморожены. То есть, это произвол, наконец. Ненормально. Господи, чем же она так отличается от других?
- Послушай, Рэй, в настоящей любви…
- Любви?
- Не произноси это слово, как ругательство.
- В твои годы? Любовь? Господи, я серьезно опасаюсь, старина.
- За что? За мою психику?
- За твою холостяцкую жизнь. За твою свободу. За твое будущее!
Бедняга Рэй. Он действительно верил в это.
- Боишься, что потеряешь соседа по комнате, а?
- Черт меня задери, я некоторым образом уже приобрел еще одного. Она проводит здесь слишком много времени.
Я собирался на концерт, значит, этот разговор скоро закончится.
- Не парься, Рэймонд. Мы снимем ту квартирку в Нью-Йорке. Новые крошки каждую ночь. Мы сделаем это.
- Как мне не париться, Барретт. Эта девушка зацепила тебя.
- Я полностью контролирую происходящее, - ответил я. – Расслабься.
Поправляя галстук, я направлялся к двери. Страттон не унимался.
- Эй, Олли?
- Что?
- Вы все-таки занимаетесь этим?
- Господи Боже мой, Страттон!

На этот раз не я приглашал Дженни на концерт, а она меня. Общество Баха давало в Данстер Хаусе Пятый Бранденбургский концерт, и Дженни исполняла сольную партию на клавесине. Я слышал ее игру много раз, конечно, но никогда – в ансамбле или на публике. Господи, ну и горд же я был. Она не сделала ни одной ошибки, которую я мог бы заметить.
- Я не могу поверить, настолько ты была великолепна, - сказал я после концерта.
- Это показывает, насколько ты разбираешься в музыке, Преппи.
- Достаточно разбираюсь.
Мы стояли во дворе Данстера. Это был один из тех апрельских дней, когда ты начинаешь верить, что весна наконец-то может добраться до Кембриджа. Ее коллеги-музыканты прогуливались поблизости (включая Мартина Дэвидсона, бомбардировавшего меня ненавидящими взглядами), поэтому у меня не было возможности поспорить с ней о ее исполнительском мастерстве.
Мы пересекли Мемориал Драйв, чтобы прогуляться вдоль реки.
- Не валяй дурака, Барретт, пожалуйста. Я играла хорошо. Не великолепно. Не на уровне чемпиона «Лиги плюща». Просто хорошо. Хорошо?
Как я мог спорить с ней, если ей так хотелось критики.
- Хорошо. Ты играла хорошо. Я просто имею в виду, что тебе нужно продолжать этим заниматься.
- Ради бога, а кто сказал, что не собираюсь этим заниматься? Я ведь собираюсь учиться у Нади Буланже.
Что за чушь она сейчас сказала? По тому, как она осеклась, я понял, что об этом она говорить не собиралась.
- У кого? – спросил я.
- У Нади Буланже. Знаменитого педагога. В Париже, - она произнесла два последних слова довольно быстро.
- В Париже? – спросил я нарочито медленно.
- Она почти не берет учеников из Америки. Мне повезло. У меня будет еще и хорошая стипендия.
- Дженнифер – ты, что, едешь в Париж?
- Я никогда не была в Европе. Не могу дождаться.
Я сгреб ее за плечи. Может, я и был чересчур груб, не знаю.
- Эй – как давно ты знаешь об этом?
Впервые в жизни Дженни не могла посмотреть мне в глаза.
- Олли, не будь тупицей, - сказала она. – Это неизбежно.
- Что неизбежно?
- Мы заканчиваем учебу, и каждый пойдет своим путем. Ты поступишь в Школу права…
- Минуточку – это ты сейчас о чем?
Теперь она смотрела мне в глаза. И ее лицо было печальным.
- Олли, ты богатенький преппи, а я социальный ноль.
Я все еще держал ее за плечи.
- Какого черта каждый из нас должен идти своим путем? Сейчас мы вместе, и мы счастливы.
- Олли, не будь тупицей, - повторила она. – Гарвард – как мешок Санта-Клауса. В него можно запихать любые безумные игрушки. Но когда праздник закончится, тебя вытряхивают… - она колебалась, - и тебе приходится возвращаться туда, откуда ты пришел.
- Ты имеешь в виду, ты вернешься печь прянички в Крэнстон, штат Род-Айленд?
От отчаяния я говорил ужасные вещи.
- Пирожные, - сказала она. – Не делай из моего отца клоуна.
- Тогда не покидай меня, Дженни. Пожалуйста.
- А как же моя стипендия? А как же Париж, в котором я никогда была за всю мою треклятую жизнь?
- А как же наша свадьба?
Это я произнес эти слова, хотя еще какую-то долю секунды не был уверен в том, что это был именно я.
- А кто говорил о свадьбе?
- Я. Вот сейчас говорю.
- Ты хочешь жениться на мне?
- Да.
Она наклонила голову, но не улыбнулась, а просто поинтересовалась:
- Почему?
Я заглянул ей в глаза.
- Потому что, - сказал я.
- Ого, - сказала она. – Это веская причина.
Она взяла мою руку (на этот раз не рукав), и мы пошли вдоль реки. Сказать и впрямь было больше нечего.


Примечания
* Etc. (лат.) – et cetera, эт сетера, и так далее, и тому подобное. Английский аналог – and so on.