Эрик Сигал «История любви» VIII

Эрик СИГАЛ
«История любви»

© Перевод А.В. Смирнова и Г.В. Смирновой

8

- Дженни, но не государственным же секретарем он будет, в конце концов!
Наконец-то мы ехали назад в Кембридж, слава Богу.
- И все же, Оливер, ты мог бы проявить больше энтузиазма.
- Я же произес – мои поздравления.
- Просто неслыханная щедрость.
- А чего ожидала ты, ради Христа?
- О, Господи, - ответила она. – От всего этого мне тошно.
- Как и мне, - добавил я.
Мы долго ехали, не произнося ни слова. Но что-то было не так.
- От чего тебе тошно, Джен? – спросил я после долгого раздумья.
- Это отвратительно, как ты относишься к своему отцу.
- Разве не отвратительнее, чем он относится ко мне?
Я словно открыл бутылку с джинном внутри. Или, точнее, с соусом для спагетти. Поскольку Дженни тут же бросилась защищать отцовскую любовь на полную катушку. Опять этот итальянско-средиземноморские бредни. Вкупе с моей сыновней непочтительностью.
- Ты его достаешь, и достаешь, и достаешь, - сказала она.
- Это взаимно, Джен. Разве ты этого не заметила?
- Я не думаю, что ты сможешь допечь своего старика первым.
- Это невозможно – «допечь» Оливера Барретта III.
После странной заминки она ответила:
- Разве что, может быть, ты женишься на Дженнифер Кавиллери…
Я сохранял ледяное спокойствие, пока въезжал на парковку у забегаловки с морепродуктами. Потом я повернулся к Дженнифер, злой, как черт.
- Ты действительно так думаешь? – спросил я требовательно.
- Я думаю, в этом что-то есть, - сказала она очень спокойно.
- Дженни, ты все еще не веришь, что я люблю тебя? – завопил я.
- Любишь, - ответила она относительно спокойно. – Но как ни дико это прозвучит, ты не меньше любишь мой нулевой социальный статус.
Я не мог придумать другого ответа, кроме «нет». Я повторил про себя ее фразу несколько раз с разными интонациями. То есть, я был до такой степени выбит из колеи, что даже допустил, что в ее чудовищном предположении может присутствовать крупица правды.
Но и она была не в лучшей форме.
- Не берусь судить, Олли. Мне просто кажется, что в этом что-то есть. Я имею в виду, что уверена – я люблю не только тебя самого. Я люблю и твое имя. И твой порядковый номер.
Она отвела глаза, и я подумал, что она заплачет. Но она не заплакала; она закончила свою мысль:
- В конце концов, это часть тебя.
Я посидел немного, разглядывая мигающую неоновую надпись «Моллюски и устрицы». Меня восхищало умение Дженни заглянуть в меня и понять то, что я никогда не мог сформулировать сам. А она это делала. Мог ли я признать тот факт, что я не идеален? Господи, а она уже приняла как данность и мое несовершенство, и свое собственное. Боже, как низко я пал!
Я не знал, что, к черту, сказать.
- Хочешь моллюска или устрицу, Джен?
- Хочешь прямой в челюсть, Преппи?
- Да, - сказал я.
Она сложила кулачок и нежно коснулась им моей щеки. Я поцеловал его, и когда потянулся обнять ее, она уперлась в меня руками и гаркнула, как заправская бандитка:
- Давай, гони, Преппи. Рвани, как можешь!
И я рванул. И как рванул.

Главные претензии моего отца относились к тому, что он называл превышением скорости. Поспешностью. Неудержимостью. Точно не помню, но знаю, что его проповедь во время нашего завтрака в Гарвардском клубе касалась, в первую очередь, моей торопливости. Для разминки он предложил мне не глотать еду, не разжевывая. Я вежливо возразил, что уже взрослый, и необходимости корректировать или даже комментировать мое поведение у него больше нет. Он заметил, что даже мировые лидеры нуждаются время от времени в конструктивной критике. Я воспринял это, как довольно-таки прозрачный намек на его работу в Вашингтоне в первой администрации Рузвельта. Но я не был расположен вместе с отцом предаваться воспоминаниям о Ф.Д.Р.* или о его роли в банковской реформе в США. Поэтому я заткнулся.
Мы, как я уже сказал, поглощали ланч в Гарвардском клубе в Бостоне. (Я – слишком торопливо, если использовать терминологию моего отца). Это значит, что мы были окружены публикой его круга. Его однокашниками, клиентами, почитателями и прочими. Я думаю, что это было заранее подготовлено, если, конечно, было. Внимательно прислушавшись, вы могли разобрать приглушенное бормотание, что-то вроде: «Это прошел Оливер Барретт». Или: «Это Барретт, великий спортсмен».
Это был еще один раунд нашей серии «разговоров-ни-о-чем». Но теперь неопределенность характера беседы слишком явно бросалась в глаза.
- Отец, Вы не сказали ни слова о Дженнифер.
- А что говорить? Ты поставил нас перед свершившимся фактом, не так ли?
- Но что Вы думаете, Отец?
- Я думаю, что Дженни восхитительна. И для девушки ее происхождения закончить Рэдклифф…
Всей этой чушью собачьей о некоем котле, в котором якобы выплавляется американская нация, он выхолащивал разговор.
- Поставим точку, Отец!
- И эта точка не имеет ничего общего с молодой леди, - продолжил он, - она касается тебя.
- Что? - сказал я.
- Твоего бунта, - добавил он. – Ты взбунтовался, сын.
- Отец, мне так и не удается понять, как женитьба на умнице и красавице из Рэдклиффа может считаться бунтом. Я имею в виду, что она не какая-то чокнутая хиппи…
- Это далеко не все «не».
Ну вот, приплыли. Опять эти чертовы предрассудки.
- Что Вас раздражает больше, Отец, – что она католичка, или что она из бедной семьи?
Он ответил, понизив голос и слегка наклонившись ко мне.
- А что тебя привлекает больше?
Мне захотелось встать и уйти. И я объявил ему об этом.
- Останься и говори, как мужчина, - сказал он.
Оппонируя – кому? Мальчишке? Девчонке? Мышонку? Я остался, так и быть.
Сукинсын испытал огромное удовлетворение от того, что я не двинулся с места. То есть, могу предположить, что он засчитал себе еще одну победу надо мной в череде многих предыдущих.
- Я только попросил бы тебя подождать немного, - сказал Оливер Барретт III.
- Расшифруйте «немного», пожалуйста.
- До окончания Школы права. Если чувство настоящее, оно способно выдержать испытание временем.
- Оно и есть настоящее, так какого дьявола я должен подвергать его всяким деспотическим капризам?
Вывод ясен, я думаю. Я взбунтовался против него. Его деспотизма. Его стремления господствовать и во всем контролировать меня.
- Оливер, - он начал новый раунд. – Ты пока еще зависим…
- Зависим от чего? – я начал выходить из себя, черт возьми.
- Тебе еще нет двадцати одного. По закону ты несовершеннолетний.
- Да пропади они пропадом, эти законники с их занудством!
Наверное, некоторые обедавшие за соседними столиками слышали эту тираду. Как бы в противовес моему крику, Оливер III нацелил свой колкий шепот прямо в меня.
- Женись на ней сейчас, и я не буду больше терять на тебя время.
Плевать, если кто-нибудь это слышит.
- Отец, ты не знаешь, что такое «терять время».
Я вышел вон из его жизни и начал свою собственную.

Примечания
*Ф. Д. Р. – Франклин Делано Рузвельт, президент США.